Памятник Чехову
«Здравствуйте. В написании курсовой работы мне понадобилась информация о памятнике, поставленном на территории музея писем, а информации никакой найти не удалось. Если не составит сложности, напишите пожалуйста в каком году он был открыт, кто его автор и из какого материала памятник. Заранее спасибо».
Из гостевой книги сайта
Памяти Аникушина
Скульптор обладает даром творить бессмертное. «Резец скульптора противостоит разящей косе смерти», – писал Шекспир. Это бессмертное продолжает жить по законам искусства, уже независимо от создателя. А вот творец, увы, не может быть бессмертным, хотя имя его и остается в веках.
Сколько красочных эпитетов можно было бы привести. Но зачем? Его имя и фамилия говорят значительно больше – Михаил Аникушин.
Вспоминается старый парк, Невка, строгое здание причудливой архитектуры, к белым стенам которого прильнул густой плющ. В этом доме-мастерской на Песочной набережной творил скульптор Михаил Аникушин.
Он выходил навстречу легко и стремительно, полный пружинящей энергии невысокий седой человек с неподдельным, живым интересом ко всему, подкупающий заразительным детским смехом и голосом Вертинского.
Среди гипсовых и мраморных бюстов, статуй, композиций всегда интересно было отыскать новое из числа многих его пластических изображений А. П. Чехова.
Много лет в мастерской Аникушина находилась модель памятника А.П. Чехову. Почти тридцать лет в Москве ждали этот памятник, и место уже было выбрано на Страстном бульваре. Все говорили о несомненной удаче. Только скульптор считал свою работу незавершенной. В 1980-м он, помнится, говорил:
– Получилось красиво, но как-то легковесно. За эти годы я десятки раз менял каркас, да и сам менялся... Дело не в занятости другими работами. Просто не было уверенности, что я прав.
Была осень 1987 года. Аникушину исполнилось семьдесят. Гвоздики, розы, хризантемы встречали нас во всех комнатах огромного помещения дома-мастерской.
– Ну что, пойдем к Антону Павловичу? – позвал Михаил Константинович в рабочий зал.
Это был совершенно другой Чехов! Трехметровая скульптура пока в темно-зеленой глине. По просьбе мелиховского музея Аникушин сделал вариант памятника.
С первого взгляда на этого Чехова душу пронзило будоражащее волнение. В чем это будоражащее нечто? Как можно было найти это сочетание благородства и трагизма? «Это была натура деликатная, гордая, независимая», – вспомнилось суворинское. Это был не доктор Чехов, не академик изящной словесности и тем более – не Антоша Чехонте. Лаконичное обобщение авторского представления о Чехове. Как же увидел он, Аникушин, то, что просмотрели другие? Не получалось такого, ни у кого не получалось! Зачастую художники грешили шаблонными аксессуарами (чеховское пенсне, бородка, трость), даже если и не ограничивались портретным сходством, а пытались выразить внутренний мир. Ничего удивительного! «Чехов – неуловим... Лицо его никогда не могла уловить фотография... Лицо его менялось каждый год», – писали современники.
– Ну что, можно расписываться? Не стыдно предложить такое мелиховскому музею? – улыбался Аникушин.
– Мне этот Чехов нравится. Здесь есть нимб.
– Только ваш Пушкин на площади Искусств вызывал у меня такое потрясение.
– И комок в горле, будто услышал музыку Бортнянского, например, – подсказывал Аникушин.
Он подошел к постаменту и, благословляя скульптуру на отливку, поставил четкую подпись: «17/Х– 87. М.А.»...
Несколько десятилетий поиска образа и его воплощения. Ему, ваятелю, стало доступным понимание чеховской души больше, чем кому-либо...
– Михаил Константинович, а он был одинок?
– Ни в коем случае! Другое дело, что, оставаясь всегда самим собой, он оставался – наедине с собой. Ежечасно он был погружен в творчество и настолько наблюдателен, что людям и казалось, что он закрылся в себе... Без суетливости он был, – размышлял вслух Аникушин, – и умел держать себя в руках, а ему-то тоже не всегда доставляло радость быть врачом. Он был снисходителен к людским слабостям. И просто добр. В то же время – гулять так гулять! «В Петербурге я выпил столько, что мной может гордиться Россия!» А рулетка в Монте-Карло!
– Смотрите, а ведь если вглядеться, он похож на Дон Кихота! Вот в этом ракурсе особенно.
– Да? Что же, может быть...
В 1960 году был объявлен конкурс на памятник Чехову для Москвы. Жюри рассмотрело тогда 37 проектов. В декабре 1962 года художественно-экспертный совет Министерства культуры вынес решение поручить Аникушину проектирование памятника.
Логикой событий аникушинский Чехов оказался не на Страстном бульваре, а в подмосковном городе Чехове. В 1989 году памятник был установлен у Музея писем, филиала мелиховского Музея-заповедника. Работа, законченная осенью 1987 года, стала первой и единственной работой аникушинской чеховианы, которая вышла из дома на Песочной набережной.
– Михаил Константинович, а если бы не конкурсы в 1960 году, то был бы ваш Чехов?
– Думаю, что да. В 1961 году я сделал двухфигурную композицию «Чехов и Левитан». Меня давно интересовали отношения той, давно ушедшей творческой интеллигенции. Других героев не нашел. Очень любил их, таких разных и таких похожих.
Летом 1989 года, когда состоялось торжественное открытие памятника А.П. Чехову, тихая грусть была в глазах Аникушина.
– Лучше всего он будет смотреться в облачную погоду.
Скульптор расставался с самой тревожной своей работой, с самым любимым детищем. У памятника начиналась своя, новая жизнь вдали от берегов Невы.
На виноград Леонардо садились птицы. Овод, обманувшись, жалил бронзового быка... Настоящие художники умели передавать иллюзии предметного мира, выражать художественность естественности, не впадая в натурализм, сочетая точность следования природе и необыкновенную фантазию. Настоящий художник – это исследователь, изучающий природу человеческого духа. Таким великим творцом был давний друг мелиховского Музея-заповедника А.П. Чехова Михаил Константинович Аникушин. Цвела майская сирень, распускались вишни и яблони, когда он ушел навсегда, оставив нам в дар свои бессмертные творения.
Марина Орлова. Памяти Аникушина //Мелихово. Альманах. Государственный литературно-мемориальный музей-заповедник А.П. Чехова. 1998 г.
