«В связи с исполняющимся 15 июля 1954 года 50-летием со дня смерти великого русского писателя A.П. Чехова Лопасненский район Московской области, где жил и работал А.П. Чехов, переименовывается в Чеховский район, и рабочий поселок Лопасня преобразуется в город Чехов», — писала в № 85 от 17 июля 1954 года газета «Красное знамя». С этого номера и газета «Красное знамя» стала печатным органом Чеховского районного комитета КПСС и Чеховского районного Совета депутатов трудящихся.
        Именно этот день памяти А.П. Чехова - 15 июля 1954 года стал днем рождения нового города Подмосковья. Пятидесятилетие города Чехова будет праздноваться позже — в сентябре. А день памяти писателя традиционно отмечается в день его смерти, 15 июля. «Желание служить общему благу должно быть непременно потребностью души, условием личного счастья» - этот чеховский афоризм, выразивший жизненное кредо великого писателя земли русской сегодня, в год столетия памяти А.П. Чехова, может быть прочитан и осмыслен по-новому, если попытаться разложить на подробности служение общему благу. Многое за прошедшее столетие писалось о докторе Чехове, о построенных Чеховым школах, о деятельности в земстве, где был он гласным, о хлопотах Чехова, связанных со строительством дорог и открытием Лопасненского почтово-телеграфного отделения, о деятельности Чехова - старшины присяжных Московского окружного суда в Серпухове. Но великое множество людей обращалось к Чехову за помощью, за советом, постоянно оказывал он услуги, содействовал, выполнял просьбы, даже людей, совсем не знакомых ему. Не оставлял он без внимания чьи-то житейские проблемы, если кому-то требовалось его вмешательство, и совсем не потому, что осознавал себя особо влиятельной, всемогущей личностью. Творить добро было по-требностью его изящной души.
        ...Он мог быть добрым и щедрым, не любя, ласковым и участливым без привязанности, благодетелем, не рассчитывая на благодарность», — вспоминал о Чехове один из современников. Пожалуй, мало кто, даже из людей влиятельных, авторитетных, знаменитых, посвящал постоянно столь значительную часть своего времени чужим проблемам, мало кто так чутко и действенно откликался на чужие просьбы, оказывал услуги, хлопотал за других, как Антон Павлович Чехов. Можно вспомнить сотни примеров, когда к Чехову обращались за услугой, за содействием, за советом. Хлопоты во благо других сопровождали Чехова всю жизнь. С одинаковым вниманием относился он к просьбе талежского учителя А.А. Михайлова помочь с сеном для коровы, к просьбе псаломщика села Васькино И.Н. Даниловского застраховать его корову и нетель, о чем Чехов излагал в письме к ветеринарному врачу В.С. Глуховскому в Серпухов, и хлопотал о памятнике Петру Великому в Таганроге, пристраивал рукописи «начинающих и продолжающих авторов», доставал билеты на спектакли в московских театрах. «Едва ли я пользуюсь какими-либо преимуществами по доставанию билетов», — отвечал на просьбу Д.И. Эфроса в письме от 21 октября 1899 года, но в тот же день актеру Художественного театра А.Л. Вишневскому излагает просьбу: «Д.И. Эфрос желает быть на первом представлении «Дяди Вани». Не найдете ли Вы возможным оказать ему содействие?»
        Не от больших средств и тем более не от лишних для него денег Чехов установил для себя «ежегодную дань» — 100 рублей для приютских яслей в Ялте, уточняя: «...если только, конечно, не вылечу в трубу, что, по нынешним временам, очень возможно», просьбой о протекции одолевали Чехова, переселившегося из Мелихова в Ялту, чахоточные больные - «с бациллами, кавернами, с зелеными лицами». «Приходится бороться с этим кошмаром, пускаться на разные фокусы», — пишет Чехов брату Михаилу Павловичу в Ярославль и просил опубликовать Воззвание Ялтинского благотворительного общества в газете «Северный край».
        Ты прочел мне длинную рацею насчет «протекции». А по-моему, это очень хорошее, довольно выразительное слово. Даже дачи бывают с протекцией. И почему не оказать протекции, если это полезно и притом никого не оскорбит и не обидит? - размышлял Чехов в письме к старшему брату Александру Павловичу. — Протекция лишь тогда гадка, когда она идет рядом с несправедливостью». В словаре иностранных слов «протекция» комментируется так: покровительство, поддержка, оказываемые влиятельным лицом в устройстве чьих-то дел (например, в продвижении по службе). Протежировать, оказывать протекцию – значит покровительствовать. Говорят, за других просить легче и проще, чем за себя. И все-таки не всегда Чехову доставляло радости быть просителем за других. «Вообще, протекция штука неприятная, и я охотнее принимаю касторовое масло или холодный душ, чем протежирую… Трудно просить, язык не слушается. Но в последнее время приходится просить то за одного, то за другого».
        Вот одно из многочисленных подтверждений тому: «Недавно я ходил ив университет к ректору просить, чтобы приняли студента из другого округа; студенту отказали, и сам я был принят чрезвычайно нелюбезно. Приемная ректора и его кабинет и швейцар напомнили мне сыскное отделение. Я вышел с головной болью».
        «Протекция, батенька, на Руси не знает конкурсов, что, впрочем, не делает чести человечеству». Не делает чести, но за других прочить не совестно, уверяет он: «Знакомые и незнакомые, преимущественно врачи и женщины, узнав, что я работаю у Вас, обращаются ко мне с просьбами протежировать им в покупке Вашего Пушкина. Лиц, одолевающих меня письмами и карточками, записано у меня ровно сорок. Я слышал, что подписка у Вас не принимается, знаю, что протекция зло, но, не имея мужества отказывать, я почел за лучшее сообщить об этих просьбах Вам… Подобными просьбами о подписке и протекции и без меня давно уже надоела Вам публика, но я все-таки решаюсь беспокоить Вас: во-1-х, просить за других не совестно, во-2-х, мне кажется, что для больничных врачей, педагогов, вообще лиц, занятых от утра до вечера, всегда утомленных и не имеющих времени ожидать в магазине, посредничество и протекция являются необходимостью» (издателю А. С. Суворину).
        Словно объясняя свое постоянное участие в устройстве чужих дел, чужих судеб, Чехов в одном из писем характеризует себя: «...у меня же — широкая натура, ужасно широкая». Один из примеров подписи его писем: «Готовый к услугам А. Чехов». «Есть ли во второй гимназии на Разгуляе пансион? — пытался А.П. Чехов устроить сына Степана Герасимовича Толоконникова, фабриканта из села Угрюмово. — С. Толоконников хочет определить своего сына в приготовительный или первый класс. Ты очень бы обязал его, если бы ответил поскорее, до 14 августа: мальчик кончил в городском училище, учился хорошо, ему 11-й год. Приходящим не может быть, так как в Москве ему не у кого жить» (И.П. Чехову).
        Услугами доктора Чехова пользовались, в частности, местные фабриканты. С сопроводительным письмом к доктору В.И. Яковенко Чехов направил фабриканта Кочеткова: «Я не знаю, принимаете ли Вы амбулаторных больных, но, тем не менее, все-таки решаюсь направить к Вам фабриканта Кочеткова, алкоголика, его жалоба: «Пью водку и никак не могу уняться...». «Ко мне ходит из Крюкова (Серпуховского уезда) крестьянин Никита Ефимов Салопов, психически больной, бывший у Вас на лечении. Чем он болен? Если случится Вам писать ко мне, то черкните, чем лечить этого мужика. Если он хроник, то он, вероятно, будет бывать у меня часто, так как Крюково - мой участок, так сказать» (В.И. Яковенко).
        Даже после переезда из Мелихова в Ялту Чехов получал письма от бывших односельчан: «Крестьянка с. Мелихова Лукерья Денисова - проживающая в Москве на Канаве, Кадашовский пер., д. Королева, кв. 10, — прислала мне по старому адресу свой паспорт, очевидно, для того, чтобы я обменял его на новый. Т. к. письмо ее меня не застало в Мелихове, то его из Лопасни послали мне в Ялту. Посылаю Вам паспорт Денисовой с покорнейшей просьбой: будьте добры, передайте его старосте Прокофию и скажите ему, чтобы он распорядился поскорее сделать то, что нужно. Ему это дело виднее» (М.Ф. Терентьевой).
        На протяжении всей своей писательской жизни он пристраивал рукописи «начинающих и продолжающих авторов», правил, редактировал авторов, которые просили посодействовать в публикации, рекомендовал изданиям своих протеже, тактично уточняя и обосновывая свои просьбы.
        «Л.И. Пальмин просил меня, как сотрудника «Нового времени», чтобы я походатайствовал у Вас о библиографической заметке для его книги «Похождения идеалиста», что я и исполняю» (А.С. Суворину). «Рекомендовал я Вам поэта Медведева. Махонький, плюгавенький... Жалко мне его, потому и рекомендовал. Кушать хочет, а денег нет» (Н.А. Лейкину).
        «Тихонов, редактор «Севера», перестал быть редактором и теперь бедствует. Это немножко кутила и немножко Хлестаков, но честный, справедливый и добрый парень, а редактором он был очень не дурным. Не найдется ли у Вас в редакции или магазине для него какого-нибудь места? Я прошу за него очень охотно» (А.С. Суворину). Путешественнику и беллетристу Борису Корженевскому он помог опубликоваться в журнале «Жизнь». Свою рекомендацию Чехов выразил телеграммой в редакцию: «Обратите внимание. По-моему, это талантливый и умный человек».
        Чехов помог издать педагогический труд Александры Алексеевны Похлебиной «Новые способы приобретения фортепианной техники». Взывал о содействии беллетрист и драматург Е.П. Гославский, сетуя на отсутствие к нему интереса редакций: «Помимо самолюбия, я с ума схожу от вечного безденежья». И Чехов, обещая написать в редакции «Жизни», «России», «Журнала для всех», тем не нее советовал: «Приглашений специальных не ждите. Одни ленивы, других утомила суета, и не ждите, чтобы Вам отворили дверь, отворяйте ее сами». Благодаря Чехову богатая городская библиотека была собрана в Таганроге, тысячи томов приобрел и выслал лично Антон Павлович. «Посылаю для городской библиотеки книги, в большинстве полученные мною от авторов, переводчиков или издателей. Многие из них, именно которые снабжены автографами, имеют для меня особенную ценность, и это обстоятельство объясняет, почему я решаюсь предлагать книги, которые, быть может, уже имеются в нашей библиотеке и не обогатят собою ее каталога. Прошу Вас принять их и разрешить мне и впредь присылать книги, причем в следующие разы я буду направлять свои посылки непосредственно в библиотеку» (К.Е. Фоти). Когда редактор петербургского журнала «Осколки» Н.А. Лейкин пожелал иметь собственный портрет, написанный красками, Антон Павлович подумал и нашел достойного, по его мнению, художника, одновременно составив протекцию живописцу.
        «...вчера я виделся с художником, о котором сестра и я говорили Вам. Он согласен ехать к Вам в Ивановское и писать с Вас портрет, но с условием, чтобы это была работа во всех отношениях серьезная и Вы решили бы поставить сей портрет на выставке. Так как Вы не публика, то он возьмет с Вас не 500 и даже не 300, а только 150 +50 р. на дорожные расходы. Служит он в Строгановском училище. Его адрес: Владимир Дмитриевич Сухов, Москва, Старо-Конюшенный пер., д. Юдиных. Это мужчина 30 лет, очень добрый, смирный, интеллигентный и нескучный. Один недостаток: не пьет даже перед ужином. А непьющий мужчина, по-моему, мужчина не вполне». На это письмо Лейкин ответил: «Благодаря Вашим хлопотам, скоро исполнится мое давнишнее желание иметь свой портрет, написанный масляными красками».
        Что называется, сам Бог велел протежировать родным и близким. «Его преосвященству Владимиру (В.М. Чехов - двоюродный брат - прим. авт.) передай, что если он по окончании семинарии пожелает поступить на медицинский факультет, то я к его услугам. Трехсот рублей в год ему хватит, чтобы прожить учебный сезон в Томске, заплатить за слушание лекций и на каникулы ездить домой в Таганрог, а эти деньги (по 100 руб. в треть) я охотно буду высылать ему. Мне же возвратит он их, когда кончит курс. Процентов я не возьму и рассрочу долг на 5 лет» (Г.М. Чехову).
        В середине 1890-х Чехов встретился с видным артистом, выступавшим в операх Чайковского, — тенором Константином Ивановичем Михайловым-Стояном. Болгарин по национальности, Михайлов-Стоян учился в Петербургской консерватории и пел на русских оперных сценах в Москве и Петербурге и в провинции. В его репертуаре были роли Ленского и Германа. Михайлов-Стоян написал несколько книг автобиографического характера и по вопросу музыкального искусства. Болгария в то вре-мя не имела национального оперного театра. Михайлов-Стоян поставил задачей создать такой театр, и Чехов оказал поддержку. «...если с Вами заговорят болгарские великие мира сего о Стояне или о театре, то сообщите им, что в таком-то граде живет Петр Иванович Бобчинский и, буде найдете нужным, поддержите» (А.В. Амфитеатрову). Одна из многочисленных чеховских протекций: не мог отказать в просьбе болгарскому тенору.
        В 1908 году Стоян стал режиссером национального оперного театра и поставил на болгарской сцене «Евгения Онегина» Чайковского. «Вы знаете, конечно, что в сентябре этого года мы празднуем 200-летие Таганрога. Хотя по этому поводу пока еще ничего не сделано, но предполагается произвести закладку памятника Петру I. Предполагается, конечно, задать конкурс и т. д. Мне кажется, что никакой конкурс не даст нам такой удивительной фигуры Петра, какую уже давно вылепил Антокольский и которой еще никто для памятника не воспользовался. Вот я и хочу Вас попросить, если Вы разделяете мое мнение, побывать, когда будете в Париже, у Антокольского и поговорить с ним, можно ли будет отлить под его наблюдением в Париже Петра и каков будет его размер, если на это город даст двадцать тысяч? Мне кажется, что если это дело нам удастся, мы будем иметь лучший, хотя и скромный по размерам, памятник Петру...», — писал Чехову городской голова Таганрога П.Ф. Иорданов 6 марта 1898 года.
        Антон Павлович отвечал из Ниццы следующее: «Многоуважаемый Павел Федорович, сегодня я был у Антокольского и сделал, кажется, больше, чем нужно: во-первых, завтракал и дал слово, что приду завтракать еще послезавтра, и, во-вторых, получил от Антокольского для нашего будущего музея «Последний вздох», овал из гипса, верх совершенства в художественном отношении. Голова и плечи распятого Христа, и чудесное выражение, которое меня глубоко растрогало... Что касается Петра Великого, то я того же мнения, что и Вы. Это памятник, лучше которого не дал бы Таганрогу даже всесветный конкурс, и величественно, и торжественно, не говоря уже о том, что статуя изображает настоящего Петра и притом Великого, гениального, полного великих дум, сильного». Чехов согласовал с Антокольским общую сумму затрат на изготовление памятника - 20 тысяч рублей, ровно столько выделял на памятник город!

        Иорданов шлет во Францию слова восхищения: «Только что получил Ваше письмо и не могу прийти в себя от восторга по поводу Вашего свидания с Антокольским! Если бы Вы знали, как бесконечно я благодарен Вам за Ваши хлопоты! Благодаря Вам у нас будет и скульптура Антокольского, и лучший памятник Петру в России...». Между тем Чехов продолжал хлопоты. «В Париже проживает еще один русский скульптор, весьма известный, работы которого занимают видное место на выставках и в музеях. Это Бернштам... Он также занимался много Петром, сделал много интересного и между прочим занят теперь «Петром, встречающим Людовика XV» - это, вероятно, для музея Александра III (ныне Русский музей - М.О.) в Петербурге. Я послал Вам три фотографии, из которых на одной Петр целует мальчика, Людовика XV. Бернштам с радостью взялся бы за статую для Таганрога. Он говорит, что 20 тысяч вполне достаточно, что это большие деньги; за работу он не возьмет ничего, довольствуется лишь одной честью. По его мнению, Петр должен быть молодой, каким он был, когда основывал Таганрог, и должен иметь размеры до 5—6 аршин. Завтра буду у Антокольского и возьму у него фотографию, которую он обещал».
        Просьбу Иорданова Чехов исполнил с особой добросовестностью и заинтересованностью. Таганрогская городская управа остановилась на скульптуре Антокольского. Таганрог благоприобрел памятник Петру Великому стараниями Антона Павловича Чехова, хотя писатель весьма скромно оценивал свою роль: «Как прошел юбилей? К сожалению, я не мог приехать, а хотелось очень. Авось приеду на открытие памятника. Ваши письма, в которых Вы поручали мне повидаться с Антокольским, у меня хранятся в целости; надо их приобщить к «делу о памятнике», чтобы потомство увидело, что город обязан прекрасной статуей не мне, а Вам. В газетах я читал, будто я «выхлопотал». Но ведь хлопотали Вы, а не я».
        «Многоуважаемый Павел Федорович, при выборе места для памятника надо считаться также и с мнением художника. Ведь не всё равно для художника, где поставить памятник - у моря, на большой площади, около высоких домов... Если около высоких ломов, то и памятник надо делать высоким, иначе он будет казаться куцым. Петр у Антокольского стоит лицом к морю, ветер дует на него с моря - это видно по его волосам, сюртуку; стало быть, если бы на совет был приглашен Антокольский, то он выбрал бы местность, откуда видно море, то есть крепость. Место возле сада, конечно, лучше, чем на Никольской улице, можно было бы поставить Петра не на улице, где он стеснял бы движение, а на полукруглой площадке, занятой у сада...».
        Памятник Петру Великому так и поставили, как рассудил А.П. Чехов, уроженец Таганрога. «Ненавижу какие-либо обязательства. Впрочем, без них не обойтись. Трудно прожить так, чтобы не брать авансов и не давать обещаний», — признавался Антон Павлович (А.С. Суворину). Однако его постоянное, разностороннее участие в делах людей, просивших помочь, людей близких и совсем незнакомых, — подтверждение жизненного кредо А. П. Чехова, выраженное в хорошо известном нам его афоризме: «Желание служить общему благу должно быть непременно потребностью души, условием личного счастья».

М. Орлова
Газета «Чеховский Вестник» от 13 июля 2004 года