Евгений Александрович Краснов живет в нашем городе с 1936 года. Здесь его знают многие. В 1951 году он был избран первым секретарем Лопасненского райкома комсомола. Но вскоре ушел работать на Венюковский завод, мастером в ремонтно-механический цех. Однако его вновь выдвигают - теперь уже на партийную работу, заведующим промышленным отделом горкома КПСС. И все же больше его привлекало производство, он снова возвращается на завод, теперь уже заместителем начальника цеха. В общей сложности Евгений Александрович отработал на заводе 40 лет - был начальником цеха, секретарем парткома, заместителем главного инженера, заместителем директора. Уже выйдя на пенсию, серьезно увлекся живописью.

В 1941 году мне исполнилось 16 лет, вместе со своими сверстниками окончил 8 класс Венюковской средней школы, ныне школа № 5. Наступили каникулы. Походы в лес за ягодами и грибами, рыбалка на чистой и красивой реке Чалвенке, игра в футбол, волейбол, крокет, шахматы и многое другое. Наступила прекрасная пора, пора надежд, когда хотелось нравиться одноклассницам, когда больше стали уделять внимания своему внешнему виду. Прежде чем пойти в кино или на вечернюю прогулку, несколько раз посмотришь на себя в зеркало, почистишь обувь, с одежды стряхнешь все пылинки.

И вдруг война! Она была еще далеко, и хоть было тревожно, но мы продолжали жить прежней жизнью, пока в начале июля нас не собрали в школе на комсомольское собрание. Секретарь Лопасненского райкома комсомола Клавдия Петровна Сорокина сказала: «В связи с наступлением немецких войск на Украину и Белоруссию, необходимо помочь республикам убрать урожай зерновых». Это звучало как призыв, на который откликнулось около 60 учащихся. Я был избран бригадиром нашей бригады (отряда). К. П. Сорокина посоветовала нам взять с собой выходную одежду: «Ведь там будете ходить на танцы, в кино». Сегодня понимаешь наивность такого заявления.

Мои родители с тревогой отнеслись к моему решению, но отговаривать не стали. Лева Грязнов, Николай Дворцов, Саша Сурин, Аляпин, Гладилин, Станкевич, Шафров и многие другие, все как один явились в школу, готовые к отправке.

Прибыв на Белорусский вокзал, мы увидели, как в первый вагон состава загружают лопаты. По прибытии на станцию Митино, в четырех километрах от Днепра, получили приказ на выгрузку, по ходу разбирали лопаты и пешком шли вдоль железнодорожного полотна к реке Днепр. Была прекрасная солнечная погода. О войне напоминали только эшелоны с военной техникой и солдатами да санитарные составы. Когда пришли на место, увидели Днепр — прекрасную реку Днепр с чистой, медленно текущей водой. Как по команде разделились и, побросав свои нехитрые вещички на землю, бросились купаться. Какое счастье: голубое небо, чистейшая вода, ласковое солнце. Мы были молоды, не представляли, что нас ждет впереди.

На совещании бригадиров нам объяснили: будем рыть противотанковые рвы, 6 метров шириной, 3 метра глубиной, с западной стороны уклон, примерно 60 градусов по горизонтали, с восточной почти 90 градусов. Нашему отряду достался участок, примерно в 100— 150 метров от железнодорожного моста через Днепр. Противотанковый ров рыли вдоль Днепра, а в местах, где он подходил к реке, просто срывали более крутой восточный берег под 90 градусов. Только на следующий день мы поняли, что за работа нам предстоит. Когда начали вгрызаться в землю, через какие-то 1,5 метра стала поступать грунтовая вода, причина — близость реки. Когда захватывали землю и начинали ее поднимать, появлялся характерный чавкающий звук, и часть земли сползала с лопаты. С большим усилием лопата шла в землю. В первый же день у всех на руках появились мозоли, через несколько дней ладони стали кровавыми. Но никто не ныл, не жаловался, мы продолжали работать, а друг перед другом старались еще быстрей сделать свою работу.

В первые дни нам негде и не в чем было готовить еду, поэтому обходились воблой и хлебом, пили воду из Днепра. И лишь спустя 10—12 дней, когда из близлежащей деревни эвакуировали жителей, мы раздобыли большой котел, в котором варили кулеш из пшена и кипятили чай. Работа длилась с утра до вечера с перерывом на принятие пищи и непродолжительный отдых.

С первых же дней работы мы вспомнили слова К.П. Сорокиной, что будем ходить в кино и на танцы. Вот нам кино! Вот нам танцы! Мы танцевали с утра до вечера с лопатами в руках. У нас было одно желание — выспаться, расслабить мышцы и хоть немного подлечить ладони. Стояла страшная жара, спали прямо на улице, на соломе.

Один раз немецкий самолет на бреющем полете вдоль рва пролетел довольно низко, периодически стреляя из пулемета. Все бросились на землю, а потом поднялись и грозили летчику кулаками. К счастью, никто не пострадал. Периодически 9—12 немецких самолетов появлялись в небе над железной дорогой, кружа над мостом по одному, они отрывались от группы, пикировали на мост и бомбили его. В бой вступали наши зенитные пушки и пулеметы, расположенные недалеко от моста, на противоположных берегах реки. Они не давали немцам вести прицельное бомбометание и слишком низко пролетать над мостом. Бомбы ложились то в реку, то на землю в довольно близком расстоянии от моста. В этот момент по Днепру плыла оглушенная взрывами рыба. Все учащиеся и студенты с волнением наблюдали жуткую картину, когда от взрывов в воздух поднимались комья земли, фонтаны воды. Стоял страшный гул и рев моторов, трескотня пулеметов и зенитных пушек. Но ни разу ни одна бомба, пока мы были там, не попала в мост.

В период налета немецких самолетов воинские и санитарные эшелоны то замедляли движение, то ускоряли его, паровозы издавали тревожные гудки, с открытых платформ тоже стреляли пулеметы по самолетам.

Однажды в небе появились два немецких бомбардировщика, которые летели в сторону Москвы, и вдруг два наших «ястребка» перехватили их, завязался воздушный бой. Все бросили работу и стали наблюдать. Вдруг один бомбардировщик загорелся и стал быстро падать на землю. Все, кто был на видном расстоянии, закричали «ура», стали подпрыгивать, смеяться. Но картина быстро менялась: вот один наш «ястребок» задымил и стал медленно снижаться, уходя за горизонт. Оставшийся «ястребок» ловко вошел в хвост бомбардировщику и дал очередь, бомбардировщик лег на крыло и пошел к земле. Вновь в воздухе раздалось дружное «ура!». Наш «ястребок» гордо летал по кругу, но немецкий бомбардировщик, пролетев вниз метров 200—300, выравнился и полетел на север. «Ястребок», надрываясь, бросился догонять фашиста, и они скрылись за горизонтом.

Во второй половине июля одна из воинских частей в непосредственной близости от нас приступила к рытью окопов. Нас снабжали продовольствием неважно, а красноармейцев в первые дни пребывания практически вообще не снабжали. И не потому, что забыли о них, а никак не могли наладить доставку. Фашисты обнаглели: их самолеты гонялись за каждой машиной, доставляющей продукты. Только ночью доставка была успешной. Понимая положение красноармейцев, мы, после того как сварим кулеш или пшенную кашу, забирали у них котелки и по-братски делились с ними.

Один раз в неделю нас, бригадиров, собирали в штабе участка, где обсуждали ход строительства, иногда хвалили, иногда давали разнос. Только на нашем участке, как мне помнится, работали около 11 тысяч студентов и учащихся из Москвы и Московской области.

К концу строительства без юмора мы не обходились, иногда смеялись до коликов, глядя друг на друга. Обувь порвалась. Чтобы не было больно босыми ногами наступать на лопату, кое-кто обматывал ступню давно не стиранным полотенцем или майкой. Оторвавшиеся подошвы подвязывали где-нибудь найденной веревкой или проволокой, благо, что найти их можно было в близлежащей деревне, откуда ушли и уехали все жители. Заходишь в любой дом, в беспорядке разбросаны вещи мебель, на стенах висят фотокарточки, кое-где можно увидеть брошенных курицу, кошку, собаку, неубранные огороды. В такой деревне можно было пополнить и разнообразить свой стол, но это было под конец нашего пребывания.

Мы давно уже забыли о мыле, голова не промыта, волосы стоят торчком, майки почернели, кое-где дырки. А где же кино? А где же танцы?

Наконец работа была закончена. На следующий день, получив в штабе справку о том, что наш отряд с трудового фронта отправляется домой в Лопасненский район Московской области, мы пешком отправились в Вязьму. В последний день у Коли Дворцова обострилась язва. Когда к нам пришел грузовик за больным, мы его посадили, и он уехал в Москву. Расстояние от места нашей работы до Вязьмы было около 53—54 километров. Преодолевались они очень тяжело. Колонна растянулась примерно на километр, шли проселочными дорогами, в основном ночью. Днем было опасно, можно было попасть под бомбежку и обстрел вражескими самолетами.

Когда колонна проходила по деревне, идущие в голове колонны вычерпывали из колодцев воду. Когда же колодцев достигала средняя часть колонны, вода уже кончалась, и ведра поднимали жижу, которую процеживали через полотенца, фуражки и пили. У многих расстроились желудки. К концу похода колонна развалилась, и каждый отряд добирался самостоятельно. Питанием уже никто не снабжал. В деревенских магазинах купить было нечего — полки были пустыми. В одном из них мы купили земляничный чай. Когда съешь его щепотку, то вроде приятный вкус, а когда с голоду начинаешь его жевать в большом количестве, то во рту появляется горечь, начинается тошнота.

Наконец мы дошли до Вязьмы. Предоставив справку в одной из пекарен, получили десяток буханок хлеба. На улице около станции скопились тысячи беженцев. Женщины, дети, старики, с узлами, корзинками, чемоданами, сидели группами и поодиночке. Город был объявлен на военном положении. У работников станции узнал, что на Москву составов не будет, он советовал сесть на поезд, который пойдет на Калугу. Посоветовавшись, решили ехать на Калугу.

Эшелон, составленный из товарных вагонов и платформ, был переполнен, и все же мы сумели разместиться на нескольких платформах. Доехав до станции Вязьма-2, состав остановился. Через некоторое время в небе появились самолеты. Мы еще гадали — наши или немецкие? И вдруг от них отделились какие-то точки, потом раздался свист, и с правой и левой сторон от железной дороги начались взрывы. Люди, сидевшие в вагонах и на платформах бросились бежать в разные стороны. Плач и крики раздавались со всех сторон. Когда самолеты улетели и народ снова собрался у состава, прошел слух, что Калугу заняли немцы.

Что делать? Решили вернуться на станцию Вязьма-1. Когда пришли, я пошел к коменданту города (у него сидел железнодорожник), объяснил им, в какую историю мы попали и кто мы. Железнодорожник сказал, что на вспомогательном пути стоит состав, который по прибытии паровоза пойдет в Москву, только просил сесть в один из товарных вагонов как можно незаметнее. Но когда мы в составе 60 человек снялись с места и пошли на виду у всех к эшелону, масса беженцев бросилась за нами. Мы успели сесть в один одноосный вагон, народ бросился на штурм эшелона. Картина не из приятных: гам, крики, переходящие в вопли, настоящая паника, каждый хотел уехать. Да и понятно, многие беженцы успели побывать в прифронтовой полосе, видели ужасы бомбежек.

К нам в вагон попросились три красноармейца. Проверив у них документы, мы приняли их в нашу компанию.

Когда эшелон тронулся, как будто бес вселился в ребят: свист пляски, крики «Ура!» Вагон ходил ходуном до той поры, когда почти рядом с железной дорогой разорвалась бомба. Немецкий самолет начал преследовать состав, паровоз издавал тревожные гудки, то ускоряя движение, то притормаживая. Вскоре в небе появились два «ястребка». Немец развернулся и удалился в сторону Вязьмы.

В Москве, на Комсомольской площади, нас застала воздушная тревога. Как мы ни старались проскользнуть на платформу Каланчевка, нас все же загнали в метро.

До дома добрались без приключений. Увидев меня, мама всплеснула руками и заплакала. Было от чего. Глянул в зеркало и удивился: худой, загорелый, в рваной рубашке, босой, волосы непромытые. Вид тот еще.

Администрация и завком нашего завода выделили путевки в пионерский лагерь всем нам, у кого родители работали на заводе.

Вспоминая те годы, то суровое время, приходишь к выводу, что система воспитания молодежи была на высоком уровне. Из октябрят — в пионеры, из пионеров — в комсомольцы. Никто из наших ребят не дрогнул, не дезертировал, не пал духом. Нас воспитывали книги «Как закалялась сталь», «Овод», кинофильмы «Мы из Кронштадта», «Петр Первый» и другие.

Кое-кто пытается очернить все, что было в Советском Союзе. Да, было и негативное. А сейчас, развалив советскую систему воспитания, ничего дельного не создали. Обидно за молодежь и больно смотреть на юнцов, которые курят, пьют водку и пиво. Но это уже другая тема.

Е. КРАСНОВ.
На снимке: Е. И. Краснов, 1948 г.

Газета «Чеховский Вестник» от 30 апреля 2005 г.