Матвеев Александр Викторович (1913- 2006). Публикуем воспоминания  бывшего механика-водителя танка Т-34 213-ой отдельной Оршанской Краснознамённой ордена Кутузова 2 степени танковой бригады, названные автором: «Война и мир». (Отпечатано с помощью друзей в 1996-2002г. Передано в музей собственноручно 20 февраля 2002 года.)

…После пребывания в формировочном полку я был направлен во 2-ой гвардейский танковый корпус, в котором с середины октября 1943 года и началась моя боевая служба.

Воевать пришлось на знакомой мне английской технике. Вот уж дрянь! Не говоря о том, что броня тонкая, пушка малокалиберная, самое плохое то, что двигатель предназначен для эксплуатации на бензине. В результате, при малейшем попадании танк вспыхивает, взрываются бензобаки, за ними - боеукладки. Экипаж, как правило, не успевает выбраться из машины и, даже не получив ранений, сгорает заживо. Вдобавок, узкие гусеницы в значительной мере снижают проходимость танка не только на болотистой местности, но и в рыхлом снегу и на свежевспаханном поле. Танк теряет скорость, вязнет и становится удобной мишенью для противника. Кроме того, большая высота танка по сравнению с шириной существенно уменьшает его устойчивость, ограничивает применение при боковом крене, что не позволяет в должной мере использовать рельеф местности для маскировки и укрытия от огня противника.

Воевал во 2 танковом корпусе более или менее успешно, согласно уставу – с задраенным лобовым люком. В процессе одной из наступательных операций удалось раздавить две вражеские пушки, одну – вместе с «прислугой». Но вот, в конце декабря 1943 года, часа в 4 пополудни, мою машину подбили: попаданием снаряда были перебиты гусеницы, и танк не мог более передвигаться. Спасаясь, командир машины и артиллерист-заряжающий пытались выскочить, но были убиты автоматными очередями и остались висеть в люках башни. Пока я открывал лобовой люк, машину подожгли. Радист-пулемётчик попытался вылезти через открывшийся лобовой люк, но тоже был расстрелян и остался в люке. С учётом печальной участи экипажа, мне пришлось выбираться через десантный люк, находящийся в днище танка.

Очень неприятно, когда на тебе горит ватник, на который льётся горящий бензин! Выбравшись из танка, я не рискнул сразу же выползти из-под него, чтобы не разделить судьбу экипажа, а остался лежать под горящей бронемашиной. Снег под танком и вокруг него таял от жары. Лёжа под днищем танка, я в первую очередь потушил горящий бушлат и начал ворочаться со спины на живот, с боку на бок: сверху - горячо от раскалённого  днища танка, снизу - холодно и мокро. Хорошо ещё, что почти полностью в ходе боя были израсходованы как бензин, так, в особенности, и боеукладка. Провалявшись под танком больше часа (уже смеркалось, и стрельба прекратилась), вылез из-под него и по следу своей гусеницы, вдавленной в снег, пополз в сторону исходных позиций. Полз долго, в полубессознательном состоянии был подобран нашими пехотинцами и с их помощью отправлен в госпиталь.

В результате боевого крещения попал в госпиталь не только с ожогами рук, груди, но и с воспалением лёгких. Для себя сделал вывод: едучи «в дело», в нарушение устава надо держать лобовой люк открытым. В дальнейшем этот опыт часто помогал мне, хотя иногда приходилось убеждаться и в рискованности его применения. В госпитале был награждён знаком «Гвардия». После излечения из полка формирования в конце мая 1944 года меня направили в 213 отдельную танковую бригаду, в составе которой провоевал до конца войны…

Находясь в бригаде, принимал активное участие в её действиях по плану операции «Багратион», которая обеспечивала освобождение Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков. Перед бригадой была поставлена конкретная задача: прорвать Оршанский участок «Восточного вала» немцев и овладеть крупным железнодорожным узлом и городом Орша.

Подходы к узлу и городу были сильно укреплены: сооружена глубоко эшелонированная система окопов полного профиля с проволочными заграждениями, минными полями и замаскированными артиллерийскими позициями, пулемётными гнёздами и ДЗОТами (деревоземляными огневыми точками). Ближайшей задачей являлось овладение одним из опорных узлов на линии обороны, в который была превращена деревня Батраковцы, и расчистка пути для пехоты.

Исходные позиции наших танков находились на опушке небольшого леска восточнее деревни. Перед нами было открытое поле, около пятисот метров в длину, которое надо было пересечь. После мощной артиллерийской подготовки и обработки переднего края авиацией мы вышли в атаку в надежде, что противотанковые орудия противника подавлены, а в минных полях армейские сапёры сделали проходы. К сожалению, всё оказалось не так просто…

В течение суток 23-24 июня 1944 года в результате тяжёлых боёв у деревни Батраковцы половина нашей бригады была выведена из строя – кто сгорел, кто подорвался на мине, кто был подбит. В числе последних был и мой Т-34. (В дальнейшем я всё время воевал на тридцатьчетвёрке). Спаслись мой радист-пулемётчик и я. Два других члена экипажа – командир и заряжающий, находившиеся в башне, погибли от прямого попадания снаряда.

В ходе наступательных боёв сразу же осуществлялось «сколачивание» новых экипажей из оставшихся боеспособными танкистов. Я стал механиком-водителем ещё одного Т-34.

При продолжении наступления в направлении деревни Соловьи, что северо-восточнее города Орши, к исходу 26 июня был подбит мой третий танк. Дело сложилось так. Оставшимся в батальоне шести танкам была поставлена задача: овладеть деревней Соловьи, что находится в четырех-пяти километрах от исходных позиций. В ней, предположительно, размещался штаб немецкой части. Деревня эта расположена с левой стороны от дороги, по которой мы должны проехать те самые четыре или пять километров.

Мы были предупреждены, что справа от дороги находится то ли батарея, то ли танки противника, и что оттуда можно ждать неприятностей. Танкам приказано было двигаться по дороге, не сворачивая (во избежание возможных мин), походной колонной с интервалом 150-200 метров, с максимальной скоростью движения, при обнаружении противника справа – подавлять его огнём из орудий. Поехали! С ветерком!!!

Моя машина была третьей в колонне.

Проехав километра полтора-два, вижу, что идущая впереди машина, стреляя, берёт влево и обходит головную, которая остановилась. Проехав ещё около километра, замечаю, что идущая впереди машина замедляет ход и останавливается. Соображаю, что с ней что-то случилось, и мне её надо объезжать слева, поскольку мы все были предупреждены, что по нам будут бить справа. Значит, обходя подбитый танк слева, я на какие-то секунды скрываюсь от противника.

Одновременно слышу – заговорило и моё орудие, значит командир танка засёк огневые точки противника. И тут, как назло, вижу, что мне дорогу переползает раненый механик-водитель второй в колонне машины. Сворачивать некуда и некогда. Ну, думаю, была не была! И проскочил! (Потом, на исходной, мы встретились с ним, и он сказал, что моя левая гусеница прошла в 10 сантиметрах от его ступней).

Проскочив второй подбитый танк, понимаю – теперь я головной, теперь моя очередь. А до деревни осталось километра полтора. Ехал, как всегда, с открытым лобовым люком.

Метров через четыреста-пятьсот болванка ударила справа по открытой крышке люка. Меня оглушило и временно контузило. На какое-то мгновенье потерял сознание и стал валиться на спинку сиденья водителя. Однако сразу же очнулся и только успел увидеть мелькнувшие в лобовом люке сапоги моего радиста. (Потом, когда встретились на исходной, я его материл за то, что он меня бросил. Он оправдываясь говорил, что, увидев, как я валяюсь, подумал, что меня убило).

Придя в себя, обнаружил, что осколком перебило рычаг управления левым фрикционом, раздробило голеностопный сустав левой ноги и мелкими осколками поранило кисти рук и лицо.

Выбравшись из танка, сразу же переполз на правую сторону дороги, в придорожный кювет. Выглянув из кювета, посмотрел на мой танк: в башне была дыра от снаряда. ( Как потом выяснилось, командир и заряжающий погибли).

Снял сапог, кое-как перевязал рану бинтом из индивидуального пакета и пополз по кювету в сторону исходной позиции. Кювет и прилегающее к нему поле заросли травой, и ползти через неё, волоча ногу, было трудно. Продвинувшись таким образом на четыреста-пятьсот метров, услышал внезапно немецкий разговор.

Приблизившись ещё метров на десять, сквозь траву увидел, что к дороге, по которой мы ехали, с обеих сторон примыкает окоп и в нём стоят трое немцев, что-то говорят и смотрят в бинокль в сторону нашей исходной, то есть спиной ко мне. Сказать по правде, почувствовал себя неуютно: один, ранен. Единственное утешение, что в руки живым не попадусь – при мне был трофейный «Вальтер» (пистолет, вроде нашего ТТ). Стрелять по этим немцам не счёл правильным: их троих прикончить – пустяк, но где гарантия, что на мои выстрелы не набегут другие немцы. Тогда для меня остаётся последний патрон.

Залёг в кювет и стал ждать. Разговаривали они минут двадцать, после чего ушли по окопу в правую сторону. Больше часа выжидал. Когда наступила тишина и ничьих голосов не было слышно, выполз из кювета на дорогу, переполз окоп и опять спустился в кювет. Прополз километра полтора, а потом был подобран и доставлен в медсанроту бригады, в которой и находился до излечения.

За участие в прорыве обороны противника в районе Орши был награждён первым орденом Красной Звезды и повышен в воинском звании до гвардии старшины.

Бригаде, продолжавшей бои и первой ворвавшейся в город Оршу было присвоено звание «Оршанской».

В Восточной Пруссии

... Подлечившись, принимал участие в прорыве Укреплённого района (УР) на границе Восточной Пруссии, в направлении г. Гумбиннен (ныне г. Гусев). Бои, начавшиеся 10 октября 1944 года, были исключительно тяжёлыми. В течение первой недели бригада потеряла свыше 15 боевых машин. Погиб недавно назначенный командир бригады полковник Клименко, прокомандовавший бригадой только 1,5 месяца, один командир батальона и один – тяжело раненый. Много полегло тогда танкистов.

Мне повезло: машину сохранил и вскоре, 18 октября, вместе с бригадой пересёк государственную границу Восточной Пруссии. За участие в боях по прорыву УР я был награждён вторым орденом Красной Звезды. Бригада была награждена орденом боевого Красного Знамени.

С 13 января 1945 года я участвовал в прорыве обороны немцев западнее г. Шталлупенена (ныне г. Нестеров) и овладению г. Гумбиннен. При прорыве обороны бригада располагалась в виде охватывающей противника вогнутой дуги, причём взвод (три машины), в составе которого находился и мой танк, находился на одном из окончаний этой дуги. Такое местоположение было очень выгодным: во-первых, все три танка оказались в фольварке, где были укрыты от противника строениями и имели возможность скрытого маневра;
во-вторых, танки противника, имея общее направление в середину вогнутой дуги, по отношению к нам шли, подставив бок. Начало боя было удачным: в течение считанных минут нашему взводу удалось подбить две и поджечь четыре немецкие боевые машины. После этого наши три танка вышли из укрытия и приняли участие в общем наступлении бригады.

Как всегда, ехал с открытым лобовым люком. Но 15 января осколком разорвавшегося перед танком снаряда был ранен: осколок размером в половину кубического сантиметра пробил нижнюю губу, выбил все зубы из нижней челюсти с правой стороны, порвав правую часть языка, и застрял в гортани. Состояние после ранения позволило мне передать рычаги для дальнейшего продвижения радисту. Сам же вылез из танка и побежал в направлении штаба бригады, в родную медсанроту. Что потом случилось с танком, мне осталось неизвестным.

Поскольку ранение было тяжёлым, меня эвакуировали во фронтовой госпиталь, расположенный в Каунасе, где находился на излечении до 10 марта 1945 года. Излечение проходило сложно: после первичной операции, во время которой был удалён осколок снаряда, осколки зубов и челюсти, мне сшили обрывки языка, но, по-видимому, не все костные осколки были удалены, т.к. раны во рту постоянно кровоточили, язык распух и почти полностью занял всю полость рта. Пришлось делать повторную операцию – снять швы, более тщательно вычистить рану языка и наложить повторные швы.

Когда повторные швы были сняты, и меня готовили к выписке из госпиталя, мне крупно повезло: привезли раненых на санитарной машине с опознавательным знаком нашей бригады (изображаемым на крупномасштабных картах знаком «ёлочка»). Я не преминул воспользоваться этим и , как был в пижаме, так и «дезертировал» в свою бригаду, где меня встретили как родного и сразу же сообщили в госпиталь, чтобы обо мне не беспокоились. За участие в боях под Гумбиннем был награждён орденом Отечественной войны II степени.

Учитывая, видимо, мою тяжёлую, но эффективную боевую работу и серьёзные ранения, командование бригады решило направить меня на учёбу в Академию бронетанковых войск им. Сталина. Поскольку это меня ни в какой степени не устраивало, за отказ уехать получил 10 суток гауптвахты; на третьи сутки был вызван командиром бригады полковником Киселёвым, который, выслушав мои доводы ( дескать, кто нужнее разрушенному народному хозяйству :офицер с боевым опытом в звании лейтенант, максимум старший лейтенант, или дипломированный гражданский инженер с опытом работы в промышленности?), согласился с ними . После чего я был переведён из состава линейных машин в ремонтную службу.

Но, как говорят, хрен редьки не слаще: с 13 по 31 апреля, уже в новом качестве, участвовал в боях бригады за овладение приморским городом Розенталь, городом – портом Пиллау ( ныне Балтийск), косой Фришес Нерунг, занимаясь эвакуацией подбитых танков на СПАМ (сборный пункт аварийных машин). При эвакуации с поля боя очередного танка был 25 апреля 1945 года в районе г. Пиллау легко ранен в спину и правую руку в результате миномётного обстрела. Лечился в медсанроте бригады. Был награждён третьим орденом Красной Звезды. Бригада за бои в Восточной Пруссии была награждена орденом Кутузова II степени.

В октябре 1945 года бригада была передислоцирована в район г.Потсдам под Берлином. Здесь я и был демобилизован из родной 213-й отдельной Оршанской Краснознамённой ордена Кутузова II-ой степени танковой бригады.

За время войны сменил три танка, подбитых противником, был многократно ранен, награждён четырьмя боевыми орденами, а также медалями: «За взятие Кенигсберга» и «За победу над Германией»; позднее получил пятый орден – Отечественной войны I степени к юбилею 40-летия Победы в Великой Отечественной войне.

Заключение

Подводя итоги, отмечу следующее:

1. Считаю, что мой опыт идти в бой с открытым люком вполне себя оправдывает. Не говоря о том, что при этом обзор местности (а значит, и противника) несравненно лучше, чем через триплекс (прибор наподобие призмы – оптической системы, монтируемой в лобовом люке танка), значительно повышается индивидуальная возможность спасения механика – водителя и радиста – пулемётчика из вышедшего из строя танка. Когда мне говорили, что при открытом лобовом люке я становлюсь мишенью для любого немецкого солдата, я всегда отвечал, что психологически солдат противника, на которого движутся танки, каждый из которых стреляет из пушки и двух пулемётов, не будет терять время на прицеливание, постарается поскорее спрятаться в окоп. И вообще, из двух зол – мучительной смерти, сгорая заживо, или быть раненым – я предпочитаю второе.

2. Необходимо сказать несколько слов о танке Т-34, за рычагами которого мне пришлось провоевать почти всю войну. Выше я отметил недостатки английских танков, частично свойственные и немецким. Я убедился, что отрицательные особенности, присущие английским танкам, полностью исключены в нашей боевой технике. А именно: Танк-34 рассчитан на эксплуатацию не на бензине, а на дизельном топливе, что значительно снижает опасность загорания топлива (и в целом – танка). Огневая мощь нашего танка значительно выше, чем английских танков, а также немецких Т-III и Т-IV. Первоначально оснащённая пушкой калибром 76 мм тридцатьчетвёрка в 1944 г. Получила 85 мм орудие. Широкие гусеницы обеспечивали высокую проходимость и маневренность. При изготовлении корпуса и башни танка применяются стали повышенной прочности, которая достигается применением при выплавке стали так называемых легирующих присадок (добавок) в виде молибдена или хрома. Первый повышает прочность материала и придаёт ему вязкость. Второй, повышая прочность, одновременно делает металл хрупким. В Т-34 использован молибден. При попадании пули из противотанкового ружья или снаряда зачастую они не пробивают броню, а как бы застревают в ней. У немцев молибдена не было. Броню своих танков они легировали хромом, вследствие чего она не выдерживала попадания пули или снаряда и трескалась наподобие стекла. Хочу добавить, что высокие ходовые качества Т-34 позволили использовать его и в мирное время. Не так давно в программе «Вести» российское телевидение сообщило о широком применении этого танка в сугубо мирных целях: на Украине сконструировали плуг, для которого в качестве трактора-тягача предусмотрена знаменитая тридцатьчетвёрка, много лет назад снятая с вооружения. Вот так жизнь меняет «мечи на орала».

3. В личном плане опыт, накопленный в первых боях, по всей вероятности, способствовал преодолению тяжёлого психологического барьера – боязни перед возникновением страха смерти. Такой страх – источник паники, поспешных непродуманных решений и поступков, ведущих, как правило, к негативным последствиям. Во всяком случае, после боёв за деревни Батраковцы и Соловьи во всех последующих боях участвовал с мыслью, что не останусь живым, что этот бой – последний самый. И когда выходил из боя – целый или раненый – думалось: «И на этот раз повезло, чёрт возьми!»

---

Май 1996г. Гвардии старшина механик-водитель 213 ОТБр
Матвеев Александр Викторович (сохранены стиль и орфография автора).